Новости
Произведения
Галерея
Биографии
Curriculum vitae
Механизмы
Библиография
Публикации
Музыка
WEB-портал
Интерактив


2


Главная  →  Публикации  →  Полнотекстовые монографии  →  Гастев А.А. Леонардо да Винчи. - М.: Мол. Гвардия, 1982. - 400 с., Ил. - (Жизнь замечат. Людей. Сер. Биогр. Вып. 9 (627)).  →  2

Великие труды вознаградятся голодом и жаждой, тя­готами, и ударами, и уколами, и ругательствами, и вели­кими подлостями.

Конюх, отдуваясь, принес из погреба кувшины с ви­ном; кухарка поставила кастрюлю посреди стола и, отер­ши покрытый испариною лоб и скрестив руки под фартуком, стала поодаль.
Тем временем некоторые присутствовавшие, оконча­тельно не освободившись от сна, вели себя так, как если бы не могли опомниться после какого-нибудь ужасного происшествия, и с выразительными жестами, гром­кими голосами объясняли свои сновидения. Раздражен­ный шумом и отсутствием какой бы ни было чинности, Мастер сказал:
— В Тоскане подпорки кроватей делают из тростника и этим обозначают, что здесь снятся пустые сны и про­падает без пользы утреннее время, когда ум свежий и отдохнувший, а тело способно взяться за новые труды.
Тут все умолкли, поскольку аудитория была самая впечатлительная; подумав, Леонардо добавил:
— Сон есть подобие смерти; поэтому можно сказать, что лентяи умирают преждевременно и многократно.
Однако не все так бесчинствовали, чтобы их удержи­вать: немцы, служившие у Мастера по найму, выполняя слесарные и механические работы, отличались степенностью и, держась прямо и важно, помалкивали. Когда Лео­нардо с таким остроумием и находчивостью осадил сооте­чественников, немцы заулыбались довольно злорадно, хо­тя, может, ни слова не поняли из того, что тот произнес быстрым фальцетом. Поскольку же все они были науче­ны одному ремеслу и другого не знали, то, имея в виду как бы осуществившееся вторично в Милане смешение языков, можно было подумать, что таким образом оправ­дывается замечательная догадка Данте: этот предположил, что, когда при строительстве Вавилонской башни произошло первое смешение и люди, до тех пор объяснявшиеся на одном языке, перестали понимать друг друга, общий язык удержался только у занимавшихся одним каким-нибудь делом. “И сколько было различных обособленных занятий для замышленного дела, — сказано у Данте в трактате “О народном красноречии”, — на столько языков разделяется с тех пор род человече­ский”. Живописцы, со своей стороны, эту догадку опро­вергали: происходя из разных областей Италии, хотя и назывались все итальянцами, они слабо понимали один другого, восполняя такой недостаток усиленной жестику­ляцией. Впрочем, их вместе с Мастером только условно можно считать соотечественниками, но скорее тосканца­ми, ломбардцами или жителями Комо в зависимости от того, кто, где родился.
Желая показать разнообразие и численность итальян­ских наречий, Данте так говорит: “По-иному говорят падуанцы и по-иному пизанцы; даже близкие соседи различаются по речи, например, миланцы и веронцы, римля­не и флорентийцы, да и сходные по роду и племени, как, например, неаполитанцы и гаэтанцы, равеннцы и фаэнтинцы; и что еще удивительнее — граждане одного и то­го же города, как болонцы предместья святого Феликса и болонцы с Большой улицы”. То же относится и к Мила­ну, если проживающие близко от Замка вынуждены объ­ясняться с уроженцем квартала Патари, старьевщиков, как с глухонемым или с человеком, имеющим врожден­ный, препятствующий пониманию недостаток речи, на­столько велика разница в произношении.
Будучи наиболее людным перекрестком Европы, Ми­лан представляет собой полигон для исследователя, заме­чающего беспрерывные повседневные изменения живых языков, которые, как он говорит, меняются из века в век по отдельным странам вследствие смешения народов и придают большую вероятность предположению, что наре­чия окажутся бесконечно разнообразны в бесконечности веков, входящих в бесконечное время. Что касается раз­местившихся на полуострове государств, их почти столь­ко, сколько наречий, хотя разделяющие их границы более четкие и определенные, тогда как наречия, соприкасаясь, проникают друг в друга сфумато, рассеянно. Италия к тому времени стала уже забывать, как императоры Свя­щенной Римской империи германской нацииСвященная Римская империя германской на­ции — просуществовавшее девять веков (962—1806 гг.) политическое учреждение, основанное Оттоном I. насильно объединяли ее своей властью. Подобные рано развившим­ся детям, отдельные области, когда добивались самостоя­тельности, ее достигали, однако же, полностью распоря­жаться судьбой были в состоянии только наиболее могущественные и богатые, как Милан, а из республик Фло­ренция или Венеция. Да и то флорентийцы полагали сво­им сувереном французского короля, а Милан императо­ра и, большею частью действуя самостоятельно, по край­ней мере, делали вид, что ищут их одобрения.
Для значительного большинства населения флоренти­ец в Милане является как иностранец, личность отчасти загадочная и странная, и от него можно ожидать неприятностей; трудности взаимного понимания вместе с этим не следует преувеличивать, а недолгая практика, соеди­нившись с необходимостью, полностью их устраняет. С другой стороны, звание иностранца обладает еще и та­инственной притягательной силой, которою, если ею уме­ло воспользоваться, можно добиться преимущества пе­ред местными жителями, что, понятное дело, распростра­няется на все условия существования и деятельности ар­тистов, как Леонардо. Его мастерская разместилась в по­мещениях ветхого дворца дель Арена, или, как называют миланцы все это сооружение в целом, Старого двора, Кор­те Веккио, возведенного на развалинах цирка, где во вре­мя римского владычества устраивали бои гладиаторов и другие дикие развлечения. Когда в древнем Медиолане по­явились исповедующие веру в Иисуса, здесь по пригово­ру префекта их отдавали на съедение зверям, которых со­держали в подвалах под ареною, откуда через трещины и пазы в каменной кладке доносилось рычание и распро­странялся запах мочи, не рассеявшийся и при Аццоне, четвертом миланском синьоре из дома ВисконтиВисконти — итальянский аристократический род, представи­тели которого правили Миланом с XIII по XV столетие.. Этот ради удовольствия и любопытства приспособил внутри ограды дворца загоны для медведей, тигров и обезьян и еще кого ему удавалось добыть — в особенности Аццоне гордился страусом и другими редкими птицами. Конечно, селившихся в пустых, заброшенных помещениях летучих мышей нельзя — вместе с курами, которых клирики церк­ви святого Готтарда, бывшей когда-то дворцовою, откарм­ливали на продажу, — отнести к редким птицам, запах внутри Корте Веккио оставался как в древности. Тем бо­лее, помимо принадлежавших Мастеру двух лошадей и осла, здесь находились собаки — их он велел кормить и защищал от нападения учеников, как многие молодые лю­ди, отличавшихся бессмысленной жестокостью.
— Монахи святого ордена доминиканцев не стыдятся называть себя псами господними, — говорил Леонардо ученикам, — тогда как вы, имея сравнительно с собаками немногие преимущества, поскольку слух, обоняние и зрение животного лучше человеческих, а в отноше­нии ума они мало уступают, гоните и преследуете их, как бы имея в виду уничтожить собачий род и перевести его на земле.
Работавшие по найму немцы, при большом высокоме­рии и важности, домашних животных не обижали и еще похвалялись, что на их родине наносимый собаке или же лошади вред наказывается церковным покаянием. На это один из учеников живописцев, находивший разнообраз­ные причины для неудовольствия, отвечал, имея в виду не одних немцев, но косвенно Мастера:
— Кто обращается с животными, как должно обхо­диться с людьми, тот будет обходиться с людьми, как с животными.
Для различных работ мастерская в Корте Веккио име­ла раздельные помещения. Одно, сразу при входе, возле караульной, хотя на полках вдоль стен мерцали стеклян­ные сосуды причудливой формы, скорее пригодные алхимику, походило на деревенскую кузню: в земляном углуб­лении посредине печь для литья, горн, мехи и колода с наковальней, возле которых находились изделия, покры­тые свежей окалиной и как бы назначенные для велика­нов. В действительности же громадного размера засовы, щеколды, скобы и петли необходимы для переделки уст­ройств, регулирующих воду в каналах и пропускающих корабли: смотрителя водных путей флорентийца Леонардо да Винчи ничто придуманное прежде без его участия не удовлетворяет, и в каждую вещь он вносит какое-нибудь усовершенствование. Освещение здесь небогатое, и углы пропадают в неразличимости, в которой, возможно, скры­ваются еще многие вещи, ожидающие переделки.
В помещении живописцев, напротив, господствует свет, хотя и рассеиваемый нарочно растянутой в окнах редкою тканью, из-за чего красивые разнообразные склад­ки материи, накрывающей плетенный из прутьев манекен, приобретают в тенях прелестную мягкость. На случай ве­черних занятий и дурной зимней погоды помост с мане­кеном обставлен масляными светильниками, а к потолку прикреплен обруч, и там с помощью блока удерживается стеклянный налитый водою шар, способный перемещаться по кругу. Когда в этом есть необходимость, луженные оло­вом отражатели совместно направляют лучи многих све­тильников к стеклянному шару, внутри которого лучи пе­рекрещиваются и, многократно усиленные, освещают ма­некен, как удобно рисующим. Таким образом, возможно по произволу изменять положение искусственного малого солнца и как бы распоряжаться временем суток.
За одним из мольбертов — а их в помещении несколько — по-видимому, работает Мастер. На это указывает совершенство укрепленного на доске рисунка и направле­ние штрихов, подобных относимым ветром в правую сто­рону струям дождя, если они прикреплены сверху к об­лаку, а внизу остаются свободными: такое направление удобно левше, который ведь и голову человека рисует по преимуществу повернутой в правую сторону. Косой дождь отклоняется вправо и на развешанных по стенам образцах для учащихся, при этом, увеличивая силу и ча­стоту падения или, наоборот, ослабевая и едва морося и даже совсем прекращаясь, повинуется рельефу изображае­мой вещи, чудесно его проясняя. На другом мольберте, как можно догадываться, скрытая занавесью, поместилась сравнительно большого размера доска, очертаниями подобная окну, ограниченному  сверху  полукруглою аркой.

Разве не видим мы, как могущественнейшие цари Во­стока выступают в покрывалах и закрытые, думая, что слава их уменьшится от оглашения и обнародования их присутствия? Разве не видим мы, что картины, изобра­жающие божества, постоянно держатся сокрытыми под покровами величайшей ценности?


Каждому ясно, что скрытое драгоценным покровом так же ценно и дорого; если решиться и отодвинуть плот­ную занавесь, отсюда хлынет другое изумительное излучение, которое и в светлое время не прекращается, по­скольку эта таинственная скрытая вещь не что иное, как широко прославившаяся впоследствии “Мадонна в скалах”: из-за несогласия и тяжбы с заказчиком, францис­канцами братства св. Непорочного Зачатия, картина дли­тельное время оставалась в мастерской.



 
Дизайн сайта и CMS - "Андерскай"
Поиск по сайту
Карта сайта

Проект Института новых
образовательных технологий
и информатизации РГГУ